Луч света взлетел вверх.
В тот миг, когда он упал на вершину цитадели Замка, дух Поэта полетел по мощеной дороге. Он пронесся через призрачный портал Замка и радостно встретился с родной душой, которую так любил.
И тогда быстрее вспышки молнии весь Замок растаял и исчез, а над Вечно Безлюдными Пустошами спокойно и ярко засияло солнце.
В Стране за Порталом тоже поднималось солнце наступающего дня. Так же ярко и спокойно засияло оно над прекрасным садом, где в высокой летней траве лежал Поэт, холоднее мраморных статуй вокруг.
Чудо-ребенок
Далеко на краю большого залива, уходящего вглубь суши от бескрайнего моря, стояла мирная деревушка.
Ее жители-хлеборобы вели счастливую, обеспеченную жизнь. Они рано поднимались, поэтому прохладным ранним утром слушали песнь жаворонка, невидимого в рассветной вышине: он пел утренний гимн, который никогда не забывает. Когда же незаметно приходил час заката, жители деревни возвращались в свои дома, радуясь отдыху, который приносила с собой ночь.
Осенью, когда начиналась пора урожая, хлеборобы трудились допоздна, и у них была такая возможность, ибо в то время доброе Солнце и его супруга Луна договорились, что будут помогать тем, кто убирает урожай. Вот почему солнце не заходило в эти дни немного дольше, а луна вставала с постели на горизонте немного раньше, и света для работы было всегда достаточно. И вот почему красная, широкая, круглолицая луна, которая смотрит вниз на работающих хлеборобов, зовется Луной Жатвы.
Хозяином одного поместья в этой деревне был очень хороший, добрый человек, который всегда помогал бедным. В час обеда двери его особняка стояли открытыми, и все, кто голоден, мог войти, сесть за стол, и его принимали как желанного гостя.
У этого Хозяина поместья было трое детей: Сиболд, Мэй и совсем маленький мальчик, младенец – он недавно появился и еще не получил имени.
Сиболду только что исполнилось восемь лет, а Мэй осталось два месяца до шести. Они очень любили друг друга как и положено брату и сестре и всегда играли вместе. Мэй считала, что Сиболд большой и сильный, и всегда соглашалась делать все, чего бы он ни пожелал.
Сиболд любил находить разные вещи и обследовать окрестности, и двое детей побывали во всех уголках владений их отца.
У брата с сестрой были свои потаенные убежища, о которых не знал никто, кроме них. Некоторые из этих убежищ были очень странными, чудесными местами. Одно располагалось в полом стволе дуба, где обитало столько белок, что ветки напоминали улицы городка, по которым зверьки сновали взад-вперед.
Другое место дети выбрали на вершине скалы, и до него можно было добраться по узкой тропинке между густыми зарослями плюща. Там находилось нечто вроде громадного кресла из камня, на котором могли сесть только они вдвоем; дети часто брали с собой обед и сидели полдня, глядя поверх верхушек деревьев вдаль – туда, где на сверкающем море лежала белая линия горизонта. В такие часы они поверяли друг другу свои мысли, рассуждая о том, что бы им хотелось сделать сейчас, а что – позже, когда они вырастут.
Было у брата с сестрой и еще одно место, самое любимое из всех. Оно находилось под большой плакучей ивой. Это было могучее дерево, уже прожившее несколько сотен лет. Оно возвышалось над другими деревьями, там и сям растущими на лугу. Длинные, густые, раскидистые ветви ивы опускались так низко, что даже зимой, когда листья уже опадали и ветви были голыми, сквозь них почти ничего невозможно было рассмотреть.
Когда на иве появлялся новый весенний наряд, все дерево, от самой вершины до покрытой мхом земли, из которой оно росло, превращалось в сплошную зеленую массу; и под нее трудно было забраться, даже зная как. Все дело в том, что в одном месте опущенная к земле ветка давным-давно сломалась во время сильной бури, которая повалила много деревьев в лесу, но ветки, свисающие рядом с ней, выпустили новые зеленые побеги и заполнили пустое пространство тонкими прутиками. Летом листья скрывали его сплошной зеленой массой, но тот, кто знал о бреши, мог раздвинуть веточки и попасть в естественную беседку.
Ах, это была самая прекрасная беседка на свете! Как бы жарко ни грело солнце снаружи, в ней всегда было свежо и приятно. От земли до самой «крыши» из переплетенных темных ветвей все в ней было окрашено нежно-зеленым цветом, потому что свет просачивался сквозь листья, становясь мягким и нежным. Сиболд и Мэй думали, что таким видят снизу море русалки, которые поют и расчесывают свои длинные волосы золотыми гребнями в холодных океанских глубинах.
В траве вокруг этого огромного дерева росли прекрасные цветы. Астры с широкими разноцветными лицами, которые смотрели прямо на солнце, не моргая, а вокруг них и над ними порхали великолепные бабочки, чьи крылья напоминали радугу, или хвост павлина, или закат солнца, или еще что-то столь же прекрасное. Сладкая резеда, над которой с благодарным жужжанием кружились пчелы. Анютины глазки со своими нежными, большими личиками, дрожащими на стройных стеблях. Тюльпаны, открывающие рты навстречу солнцу или дождю, потому что тюльпан – жадный цветок, бутон которого раскрывается все шире, пока в конце концов не откроется так широко, что головка распадается на части, и цветок погибает. Гиацинты, колокольчики которых собраны на одном стебле, напоминая большое семейство во время праздника. Огромные подсолнухи, чьи опущенные лица сияют, как и подобает детям их отца-солнца.
А еще там были крупные маки с беззаботно растопыренными листьями, сочными стеблями и большими ярко-красными цветами, которые растут и клонятся вниз так, как им нравится, и при этом выглядят такими свободными, беспечными и независимыми. Сиболд и Мэй любили эти маки и каждый день приходили посмотреть на них. На клумбах среди подстилки из мха, откуда поднималась большая ива, они вырастали до громадных размеров – такие высокие, что, когда дети стояли, держась за руки, рядом с клумбой, маки поднимались над ними так высоко, что Сиболд не мог дотянуться до алых цветов, даже встав на цыпочки.
Однажды после завтрака Сиболд и Мэй взяли с собой обед и отправились на весь день в лес. У детей были каникулы, к тому же в доме недавно появился их новорожденный братец, младенец, и все были заняты уходом за ним, так что брату с сестрой удалось увидеть его лишь мельком.
Держась за руки, Сиболд и Мэй обошли все свои любимые места. Они заглянули в дупло дуба, поздоровались со всеми белками, которые жили на дереве, и рассказали им о новорожденном, что появился в доме. Потом пошли на скалу, сели рядом на сиденье и стали смотреть на море.
Некоторое время дети грелись под лучами жаркого солнца и беседовали об их дорогом маленьком братике, которого увидели. Они гадали, откуда он взялся, и решили, что будут все время искать, пока тоже не найдут ребенка. Сиболд сказал, что младенец, должно быть, прибыл из-за моря, и Ангелы положили его на грядку петрушки, а няня нашла его там и принесла в дом, чтобы утешить бедную больную маму. Потом дети подумали о том, как им удастся переплыть море, и решили когда-нибудь увеличить кораблик Сиболда. Тогда они сядут в него и уплывут за море, а уж там поищут еще одного младенца – только для себя.
Вскоре брат с сестрой устали сидеть на солнцепеке и, держась за руки, стали бродить по лугу, глядя на бабочек, пчел, птиц и на прекрасные цветы, пока не пришли туда, где росла огромная ива и где естественные клумбы с воздушными цветами были полны ярких красок и ароматов. На одной клумбе вырос новый цветок. Сиболд его знал и сказал Мэй, что это тигровая лилия; услышав это название, девочка боялась подойти к ней, пока брат не сказал, что лилия не может ее укусить, ведь это всего лишь цветок.
Дети пошли дальше, и по дороге Сиболд срывал для Мэй цветы с каждой клумбы; когда же они уходили от тигровой лилии, он сорвал и ее, но, поскольку Мэй все еще побоялась цветка, нес его сам.
Наконец брат и сестра подошли к большой клумбе из маков. Цветы выглядели такими яркими и прохладными, несмотря на их пламенеющий цвет, и такими беззаботными, что Мэй и Сиболд одновременно подумали, как хорошо было бы нарвать их побольше и взять с собой в ивовую беседку: они собирались пообедать там и хотели сделать беседку веселой и нарядной.